О годах оккупации и о носильной отправке в Германию рассказывала своей дочери Анастасия Кондратьевна Зиновая (в девичестве Юшко), которая в 16 лет была вырвана из родной среды и угнана на принудительные работы. Три года она бесплатно, за кусок хлеба (и то слава Богу) батрачила за тысячи километров от дома, и хотя она считала, что ей досталась не самая тяжкая доля, но испытания перенесла такие, какие не каждый достойно вынесет.
Немцы оккупировали Новоникольское, как и весь Кременской район, в начале июля 1942 года. Мама рассказывала, что вечером они увидели передовой отряд врага на меловой горе, дорога с которой по мосту через реку Красную врастала в их улицу. Первыми в село вошли итальянские части, через несколько дней в Новоникольском было полно немцев.
Добротный дом семьи моей мамы был выбран под постой немецкого офицера. Четверо детей и их маму, мою бабушку Юшко Варвару Терентьевну (ее муж, мой дед, был на фронте), выселили в хозпостройку. Во дворе вовсю хозяйничали немцы, кололи и разделывали свиней, изъятых у местных жителей, ощипывали кур и уток, жили сытно и удобно. Бабушка старалась держать подальше от них дочь и сыновей и все равно не уберегла: местные полицаи внесли Анастасию в списки на отправку в Германию. 10 октября 1942 года парней и девчат погрузили в теплушки и повезли в Европу. До освобождения Донбасса оставалось меньше четырех месяцев.
Путь был долгим и трудным. Харчи, взятые с собой, закончились, а дорога — нет. Везли их через всю Украину, Польшу, Германию и выгрузили почти на границе с Францией. Когда подошло время распределять дармовую рабочую силу по хозяевам, к Насте подошли две сестры из ее села, одну из которых звали Катей, и попросили поменяться документами: они хотели быть вместе, а это можно было только на заводе, но Катю определяли к бюргеру, уже и в списки внесли. «Ты же одна, тебе все равно куда идти», — убеждали они Настю. И мама согласилась помочь сестрам: отдали друг другу бумаги с фамилией, именем, отчеством. Так мама стала Екатериной Кравченко. Под этим именем она прожила в Германии три года.
Распределение по хозяевам напоминало невольничий рынок. Девчата и парни стояли, выстроившись в ряд, напротив были «покупатели». Мама обратила внимание на маленькую рыжую беременную женщину. «Похоже, злая, хоть бы к ней не попасть», — думала она. Но попала как раз к ней. Многодетная мать шести детей, беременная седьмым, жена немецкого офицера, находившегося на западном фронте, выбрала скромную девочку, решительно оттолкнув другую претендентку со словами: «Я первой сюда пришла, имею право выбрать».
Хозяйка оказалась незлой, но требовала выполнения обозначенного круга обязанностей, а их было не счесть. Утро начиналось с чистки обуви многочисленного семейства, потом — готовка еды, уборка, стирка, но больше всего сил и времени занимали сельхозработы: у семьи были и поле, и огороды. Нянчить многочисленных детей было тоже ее обязанностью. Самый маленький, Киндо, был очень привязан к моей маме. Но был и злой мальчик, обижал ее, дразнил «русиш, русиш», пакостил, за что бывал бит матерью: хозяйка была справедливым человеком, а мама моя была для нее хорошей помощницей, и она это ценила.
В нескольких километрах от деревни, где она жила, находился завод, там жили и работали ее односельчане. Изредка хозяйка отпускала ее повидаться с подругами, и мама знала, как тяжко приходилось ее землякам. Иногда и к ней приходили гости. С разрешения хозяйки она угощала их бутербродами, знала, что на заводе они голодают, а работают на износ. Как-то, незадолго до окончания войны, к ней пришел двоюродный брат Андрей, попросил передать свою фотографию родным, если вдруг он не вернется домой, намекнул, что на заводе готовится побег. Слух о совершенном побеге быстро разлетелся по округе, мама не знала, спасся ли Андрей. Скорее, нет. Домой он не вернулся, мама выполнила его просьбу: передала родным последнюю фотографию сына.
Весной 1945 года их освободили союзнические войска. Мама с юмором вспоминала свою первую встречу с черными американскими солдатами, ей, никогда прежде не видевшей негров, пришлось испытать шок. Обратный путь был еще труднее, чем в Германию. С собой не было никакой еды, на дворе стоял конец сентября, холодало — ехали мерзли. Поезд довез их до границы с СССР, дальше добирайтесь, как можете, – в товарных составах, пешком, на перекладных. Последние километры ехали по-барски – по железной дороге, она проходила через Новоникольское. Вышла на «ожидаловке» и тут же попала в родные руки выросших братьев: «А мы каждый день тебя встречаем, к каждому поезду выходим. Молва донесла, что угнанные в Германию возвращаются домой».
Домой из неволи моя мама вернулась ровно через три года, день в день, 10 октября 1945 года. После войны некоторое время она даже переписывалась с хозяйкой, до тех пор, пока запад не опустил перед нашей страной железный занавес. Из писем мама узнала, что один из сыновей хозяйки сбежал в Восточную Германию, в ГДР.
Историю принудительного пребывания в Германии мама часто вспоминала в последние годы своей жизни, а прожила она до 95 лет. Смотрела новости об Украине, как рвутся украинцы в Европу, вроде им там медом намазано, и не понимала: разве лучше батрачить на чужбине, чем жить и работать на родине, поднимать свою страну. Всю жизнь она была великой труженицей и очень честным, справедливым человеком. День Победы был ее самым любимым праздником.
