Антон Степаненко окончил Институт стран Азии и Африки при МГУ. Работал корреспондентом в агентстве печати «Новости», в агентстве «Интерфакс», на Первом канале. С февраля 2017 года — журналист ВГТРК. Член Академии российского телевидения. Был в командировках в Чечне, Ираке, Сирии, Южной Осетии. Теперь делает репортажи из зоны СВО. Награждён орденами Мужества и «За личное мужество», медалями «За отвагу», «Участнику военной операции в Сирии» и медалями ордена «За заслуги перед Отечеством» I и II степеней.
Если кто-то думает, что молодежь не интересуются политикой, специальной военной операцией, тот глубоко ошибается. Просто ей нельзя лгать, ей нужны не рассуждения общего плана, а честные и прямые ответы. В очередной раз убедилась в этом во время детско-юношеского медиафорума «ТОП контент».
У юных журналистов была возможность пообщаться на медиафоруме с военным корреспондентом ВГТРК Антоном Степаненко. Его забросали вопросами, на которые он искренне отвечал. Он начал с оценки профессии журналиста.
— Как практикующий журналист, должен сказать о минусах своей профессии. Она крайне затратная, отнимает много времени, душевных сил, порой идёт в ущерб личной жизни и здоровью. В условиях боевых действий вы можете быть ранены, в худшем случае — убиты. На СВО погибло немало моих коллег.
Но если вам эта профессия нравится, занимайтесь ею не абы как, а с душой. Не вкладывая душу, вы не станете искренним, правдивым, хорошим журналистом.
Еще один минус нашей профессии, по крайней мере телевизионной журналистики, работы в новостях — ваш репортаж как бабочка, как мотылёк-однодневка. Эфир прошёл, в лучшем случае два, три эфира — и всё. На следующий день новая информационная повестка и о вашем репортаже мало кто вспомнит. Газетная статья, как мне кажется, живет дольше. Газету можно начать читать, отложить, потом вернуться, перечитать, если она понравилась. Телевизионный репортаж мало кто будет пересматривать. Вот в этом минус нашей профессии. Но она мне нравится, поэтому я этим занимаюсь.
— Ваше образование не имеет отношения к журналистике, это Вам как-то помогает в работе?
— По образованию я историк-востоковед, переводчик с языка сингали. Абсолютно никак это не помогло в профессии журналиста. Но у меня в свое время были хорошие наставники. Я работал в агентстве «Интерфакс», отвечал за словарный блог. Когда назревала вторая чеченская кампания, меня пригласили на телевидение, на Первый канал. Я пришел в программу Сергея Леонидовича Доренко. Был у меня какой-то азарт, как-то так получилось — попал в колею.
В моей профессии не важно, кто ты по образованию, я абсолютно искренне считаю, что надо быть совестливым человеком, интересующимся и ответственным. И я не лукавлю, когда говорю, что чувствую ответственность перед людьми, которых снимаю. Мне важно, чтобы после выхода моего репортажа мне не было стыдно встретиться с людьми, которых я в репортаже показал, чтобы они сказали спасибо и подали руку.
Я бываю в не совсем обычных точках, в том числе в зоне конфликта.
Страна у нас большая, но, слава Богу, эти точки локализованы. И совсем не обязательно всем гражданам страны лично там побывать. Мы, тележурналисты, — проводники для аудитории. И если мне удается вызвать в телезрителях некую сопричастность к тем событиям и людям, которых я показываю в зоне боевых действий, будь то Сирия, Донбасс, Ирак, Афганистан, значит я свою миссию выполнил. И люди, находясь, предположим, на Дальнем Востоке, Урале, в Сибири, посмотрев, как живут, как себя ощущают, как выживают в экстремальных ситуациях, лишний раз скажут спасибо, что у нас такого не происходит. Нужно показать войну так, чтобы люди захотели, чтобы такого больше нигде не было.
— Вы внесены в санкционные списки как пропагандист. А как это — быть пропагандистом? Или это и есть миссия журналиста?
— На самом деле я себя пропагандистом не ощущаю. Показывая ту же Сирию или как Российская Армия при поддержке ВКС воюет против Талибана, против ИГИЛ (запрещенные организации), мы помогаем законному правительству Башара Асада. Это плохо? То, что я рассказывал, как в 2014 году вооруженные силы Украины обстреливали Донецк, как там гибли люди, разве это пропаганда?
Сейчас идет специальная военная операция. Массовый героизм показывают наши бойцы. Тот же танк «Алёша», о котором все знают. Он в бою положил пять машин противника. Рассказывать об этом – пропаганда? Это правда! Я стараюсь не лукавить, не кривить душой. Мне поэтому не стыдно за мои репортажи. Опять же, можно делать информационный контент чисто новостным, но мне это не очень интересно, гораздо интереснее показывать людей в конкретной ситуации, бойцов: как они воюют, что испытывают, какие чувства переживают. Мне интересен человек в условиях войны.
— Находясь в зоне конфликта, как Вам удается оставаться собранным и не поддаваться панике?
— Например, Цхинвал, 2008 год, начало боевых действий… Страшно, конечно, была когда базу миротворцев грузины накрывали миномётами. Да, было неприятно, это абсолютно естественная человеческая реакция. Мы все с гражданскими пытались спрятаться, при этом в какой-то момент я понял, что меня работа выручает, потому что, с одной стороны, мне страшно, а с другой стороны, я думаю, что надо сказать, что надо вот эту женщину снять, этого ребенка, собаку, то есть меня выручает работа.
— Вы каждый день видите ужасающие картины. Как абстрагироваться от этого? Это же очень сильно влияет на эмоциональное состояние.
— Чисто по-человечески, эмоционально, да, можно это принимать близко к сердцу. Естественно, в той или иной степени я, конечно же, сопереживаю людям, которые оказываются в непростых ситуациях. С другой стороны, опять же работа выручает. Если я профессионал, я должен отделять человеческие эмоции от своего профессионального подхода. У меня сердце кровью обливается, когда вижу это все, но я понимаю, что должен выдать новость.
— Можете дать совет, о чем говорить в интервью с участником СВО?
— Говорить можно о чем угодно, он сам решит, что рассказывать, что нет. Мне, например, всегда интересно, почему люди там оказываются, если добровольцем пошел – почему, как семья отнеслась, какой самый тяжелый день на СВО.
— По чему Вы скучаете больше всего, когда находитесь в зоне боевых действий, какие мысли спасают? Может, мысли о доме, о семье?
— Я не задумался. Мне приятна дорога домой, я ее представляю, когда собираю сумку, сажусь в машину, на самолет, вот приземлились, приехал в Москву. И вот постепенное приближение к дому. Наверное, вот это самое приятное.
— Что обладает большей силой — фотография или видео? Было ли что-то в Вашей работе, что Вы зафиксировали, но потом поняли, что лучше этого не показывать?
— Сиюминутно, конечно, видео сильнее фотографии, потому что это событие в развитии. Но фотография живучее. Мы снимаем всякое, но не обязательно показывать всю подноготную. В Цхинвале осколок убил беременную женщину. И долго мы с оператором думали, передавать в Москву или нет, а потом просто сняли ее дочку с портретом матери. Не всегда все снятое оправдано.
— Как работа поменяла Вас?
— Наверное, с одной стороны, я стал циничнее, грубее, а с другой — понял, насколько жизнь хрупка. Живя в спокойной, мирной Москве, об этом даже не задумываешься.
Разговор получился интересным, ребята долго не отпускали Антона Степаненко. Выстроилась очередь из желающих с ним сфотографироваться, удача улыбнулась члену нашей команды, ученику 10-го класса Дмитрию Сапунову, который не только сфотографировался с военкором, но и успел передать Антону Степаненко привет от своего отца, который внимательно смотрит репортажи военкоров и уважает их работу.
