Юрий Селезнев с самого рождения жил в поселке Юбилейном, окончил школу № 79, воспитывался в многодетной семье. В 2016 году проходил срочную службу в воздушно-десантных войсках. Затем работал слесарем на предприятии «Вагондормаш», женился на девушке из своего поселка, там же молодая семья купила дом, родился сын. 3 октября 2022 года ефрейтор Селезнев был мобилизован для участия в специальной военной операции.
В тот день в Новошахтинске мобилизовали 16 человек. Две недели они проходили подготовку в учебном центре г. Шали Чеченской Республики. После окончания «учебки» приехали представители различных подразделений и родов войск, учетной специальности у Юрия не было, он и еще десять новошахтинцев выбрали артиллерийские войска. Попали в 42-ю дивизию, отдельный танковый батальон. Сейчас Юрию 26 лет, два своих дня рождения он встретил на СВО.
Старший разведчик-дальномерщик взвода управления (связь, ориентирование орудия, прием целей и корректировка) Юрий Селезнёв — молодой мужчина, каких тысячи в России. За его плечами полтора года боевых действий. Медали «За отвагу» он и его товарищи (он — единственный из мобилизованных, остальные контрактники) получили за то, что не дали противнику продвинуться вперед, за подбитые танки, бронемашины, уничтожение живой силы. В составе своего подразделения, которое признано лучшим, он награжден медалью «Боевое братство», учрежденной ветеранской организацией с одноименным названием. Скоро ему должны присвоить звание младшего сержанта.
Во время очередного двухнедельного отпуска мы встретились с Юрием и поговорили о жизни на передовой. На беседу Селезневы пришли всей семьей, чтобы не расставаться даже на короткое время.
— Юрий, как устроен быт солдата на войне, как проходит обычный день?
— Нормально, терпимо, жить можно. Смена дисклокации происходит часто. Получаем приказ, где должны занять позицию, начинаем обустраивать блиндаж, сами роем окопы. Чем надежнее закопаемся в землю, тем безопаснее. Можно жить и в палатке, но первый же прилет снесет вместе с палаткой.
Последние три месяца мы стоим на позиции, где уже был блиндаж, такое случилось впервые. В подземном блиндаже глубиной три метра, длиной метров тридцать — большой коридор и комнаты, в которых живем расчетами по 4 человека. Это надежнее. Внутри сами обустраиваемся, топим печки на солярке.
Режим работы такой: сутки отработали — двое отдыхаем. На дежурство выезжаем и ожидаем, когда дадут цель и координаты. Через специальную программу высчитываем прицел, даем угломер. Первый снаряд никогда не ляжет в цель, два-три пристрелочных выстрела, докидываем еще, и уезжаем, потому что долго стоять на огневой позиции нельзя. Моя задача — поставить буссоль (прибор управления огнем артиллерии) и осуществить корректировку выстрела. Важно учитывать климатические условия. Обязательно нужны «глаза» (это беспилотники), но в туман или при сильном дожде они дать информацию не могут. В морозную погоду надо еще вычислить температуру снаряда.
Стоим в полях, грязи много, мыши везде лезут. Там, где был густой лес, остались редкие деревца, вокруг много искореженного металла, техники. Форма одежды — тактический костюм: штаны, легкая куртка, сверху бушлат, сапоги. Со смены выходим – носим воду, греем в бочонке, стираем в тазике белье, моемся в обычной палатке, закопанной под землей, которую отапливаем дровами. Каждые 15 дней получаем продовольствие на расчет: картошку, тушёнку, соки — и сами себе готовим пищу.
В общем, живем в обычных полевых условиях.
— Где сейчас держите позиции, какая обстановка на фронте?
— Находимся на Запорожском направлении, 500 метров от линии соприкосновения. Противник малыми группами пытается прорываться: им нужен проход на Мелитополь, чтобы выйти на Бердянск, Азовское море, а потом на Крым. Но они этого уже не смогут, даже западная техника не поможет: она горит, полыхает, как спички.
Когда началась СВО, были мысли, что я там буду. За полтора года мы — русские, татары, дагестанцы, чеченцы, осетины, калмыки — стали настоящим боевым братством. Все настроены, что будем здесь до победы. В нашей батарее из 52 человек большинство — мобилизованные и добровольцы, контрактников — восемь-десять человек.
У противника уже нет такого напора, как летом. Тогда мы сутками не спали, интенсивно работали, по 200-300 снарядов в день выпускали. Сейчас бьем, когда пехота просит огня. В среде «синих», так мы называем ту сторону, есть разные люди. Есть «нацики», их с 2016 года готовили к войне, обрабатывали, и укрепления готовили. Но много возрастных бойцов, они чаще сдаются, приходят на пост, складывают оружие, говорят, что не хотят гибнуть ни за что.
В полях много погибших украинцев. После наступления им предлагают забрать своих людей, чтобы семьи похоронили. Они не хотят, им проще признать человека без вести пропавшим, чтобы не платить родным и приуменьшать свои потери.
— Как изменилось Ваше мировоззрение?
— Сейчас другая война, стрелкового боя практически нет, это война беспилотников и артиллерии, пулевых ранений мало. Мне довелось видеть жуткие осколочные ранения. Самое страшное на войне – товарищей терять, а потом отправлять их домой. У каждого есть личный жетон, по которому происходит идентификация.
Когда на твоих глазах гибнут ребята, испытываешь злость, готов разорвать врага, но все равно пытаешься оставаться в трезвом уме, чтобы думать, как правильно действовать, какую тактику выбрать. Серьезно отношусь к вере. В детстве был крещен, но особо не задумывался о смысле православия. Здесь часто вспоминаешь молитвы. Во мне стало больше патриотизма: лучше мы там будем, чем они сюда придут. Мой младший брат Алексей, которому 22 года, тоже хочет пойти на СВО добровольцем.
Я стал больше ценить жизнь. Раньше мог сесть на мотоцикл и гонять, рискуя без нужды. Дорожу своими родными, с семьей стараюсь связываться чаще, с родителями, женой Настей и сыном Ромочкой, которому сейчас 2,5 года. Я уходил — ему было чуть больше годика. В первый отпуск он меня не узнал, стоял, долго смотрел, еще почти не разговаривал. В этот раз сразу кинулся, стал рассудительным, играет в машинки и говорит, что будет как папа.
— Сны на фронте снятся? Когда все закончится, чем займетесь?
— Больше года ничего не снится. Часто и сна нет: то взрывы, то мысли не дают уснуть, недавно четверо суток не спал. У нас все настроены на лучшее, иначе нельзя. Вот на Новый год получили письма из волгоградского колледжа, неженатые ребята шутят: «Война закончится, поедем этих девчонок искать». Кстати, письма отсюда действительно поднимают настроение, читаем и понимаем, что о нас помнят, за нас переживают. У меня уже целая стопка собралась.
Мне начала нравиться военная сфера, в дальнейшем, возможно, подпишу контракт, хотя жена против. Либо обратно на завод вернусь.
Ждем. Молимся. Надеемся. Верим.
