Записки натуралиста: Малый Несветай — большое путешествие

Часть 4. Великая топь

Начинается лето. Всё вокруг зеленеет, цветёт, благоухает. Расцвет природы даёт новые силы для творчества. Мне пришла интересная мысль — вновь проехать вдоль Малого Несветая с тем, чтобы написать путевые очерки на обновлённом материале. Я посоветовался с сестрой — она одобрила такую идею. Было решено: мы начинаем перезагрузку проекта «Малый Несветай — большое путешествие». Теперь, дорогие читатели, мы будем рассказывать вам на страницах «Знамёнки» о летней жизни нашей любимой реки.

Перезапуск проекта  мы решили начать с того самого места, на котором остановили повествование об осеннем Малом Несветае. А именно — с точки чуть ниже Матвеевской плотины. 

В место начала похода мы скоро прибыли по отличному асфальту, ведущему на Новопавловку. Наша «Калина» легко скатилась с крутого бугра, затормозив перед мостом в самом конце спуска, у красивой стрелки с надписью «Родник». 

Кошкинский родник известен с давних пор, его история насчитывает не меньше семидесяти лет. Все эти годы из него струится кристально чистая, прозрачная, как бриллиант, вода с мягким приятным вкусом. Пройдя в направлении, указанном стрелкой, пару десятков шагов, мы спустились по трёхметровому откосу к самому источнику, заведённому ныне в трубу. Умылись ключевой водой, прямо горстями утолили жажду студёной живительной влагой. На душе сразу стало хорошо, легко, светло. Поистине, Кошкинский родник — благодатное место!

Дальнейший наш  путь снова лежал наверх, затем вдоль русла Малого Несветая по его правому высокому берегу. В полукилометре от дороги мы приостановились на крутогоре напротив Новопавловки, решив осмотреть окрестности. Остановка оказалась ненапрасной: картина открылась отсюда совершенно фантастическая. Над всем левобережьем, над полями, холмами, разноцветными игрушечными домиками посёлка царил дракон! Могучий зелёно-бурый властелин сложил на спине сильные крылья, вытянул далеко назад мощный хвост, опустил голову на протянутые вперёд лапы. Он был далеко не молод. Утомившись в трудах и походах, дракон заснул, смежив веки… Он даже не заметил, как на его высокой спине люди водрузили красный флаг, трепещущий на ветру…

Конечно, в реальности перед нами возвышался полуразобранный, красноватый от перегоревшей породы, подкрашенный зеленью молодой травы террикон Кошкинского ствола шахты имени В.И. Ленина. Но как невероятно он походил на отдыхающего дракона! 

Восхитившись лежащим исполином, мы отправились далее. Малоезженая грунтовка повела вниз. Вскоре мы словно попали в округлый лунный кратер. С южной стороны его окаймляли обрывистые синевато-серые породные стены шестиметровой высоты. С севера от речного русла кратер отгораживал широкий каменистый вал. Некогда здесь на целых четыреста метров протянулся карьер по добыче песчаника. После выработки карьер какое-то время служил в качестве свалки. В шестидесятые годы был рекультивирован:  мусор перекрыли породной массой, а поверху — глиняным экраном. Кратер, в котором мы оказались, — крохотная часть бывшего Кошкинского каменного карьера.

Дальше книзу сбегала под очень большим уклоном уже едва заметная колея. Спустившись по ней без приключений, мы оказались, наконец, близ самой реки. И поразились её феерическому, неземному виду. Наша машина выехала на низкий мыс, разделявший две огромные канавы явно искусственного происхождения. Их заполняла вода совершенно невообразимых цветов — оранжевого, розовато-бурого, зеленовато-синего. То были остатки дренажной траншеи, прорытой в декабре две тысячи шестого года для сбора шахтных и карьерных грунтовых вод. Однако дренажная система быстро вышла из строя. Траншею прорвало в южной её части, сброс техногенных вод пошёл напрямую в Малый Несветай. Выход химически насыщенных агрессивных вод из подножия Кошкинского каменного карьера продолжается по сей день. Превышение предельно допустимой концентрации многих вредных веществ в них соответствует экстремально высокому уровню загрязнения.

Меня удивило, что от пятачка тверди, на котором мы высадились из машины, вглубь лощины вела пускай и не слишком натоптанная, но всё же вполне различимая тропка. Значит через это жуткое пустынное место кто-то более-менее регулярно ходил. Что ж, решил я, значит, и мне надо пройти этой дорожкой. Сестра осталась любоваться разводами радужных вод, а я, ступая сухими горбами коротких перешейков, прыгая с камня на камень через разноцветные протоки, пробираясь среди колючих кустов дикой маслины, направил свой путь в самое сердце загадочной котловины. Наконец чуть заметная стёжка привела меня к будто вышедшему из древних сказаний, потемнелому от времени, хлипкому деревянному мостку шириною в две доски. Перекинут он был на четыре-пять метров вширь через основную протоку, собственно Малый Несветай.

Течение под ним было довольно быстрое, только вот речная влага тут больше походила на густо разведённую мутно-белесую известковую воду. Именно такая сочится из глубин Кошкинского карьера, засыпанного мусором. Одно слово — мёртвая вода!

С опаской перейдя мостик по гнущимися под моим весом старым длинным доскам, я выбрался на другой берег реки. Забрался повыше, оглянулся и в изумлённом восхищении остановился.

Передо мною лежал самый настоящий североамериканский каньон! Казалось, вот-вот и по сине-чёрным, бурым откосам правобережья, лавируя меж цветущих кустов, маслин и верб, понесутся вниз ковбои на взмыленных лошадях, отстреливаясь на скаку из кольтов и винчестеров от индейцев в боевой раскраске, с улюлюканьем выскочивших по верху отвесных стен. Однако на деле вокруг царили мир и покой. В прибрежных зарослях пока ещё тихо, несмело, но проникновенно, мелодично пробовали голоса первые соловьи.

Миновав тот же старинный мосток, перепрыгивая с кочки на кочку, я вернулся на твердь мыса, где дожидалась моего возвращения сестра. «Пойдём, кое-что покажу», — с таинственным видом она увлекла меня за собой. Преодолев крутобокий насыпной бугорчик, мы оказались на берегу небольшого укромного озерца. Во всём его виде было что-то знакомое. «Узнаёшь? Вон на том камне, — сестра указала на валун, наполовину ушедший в закрытую зеленоватой плёнкой воду, — сидела Алёнушка». Тут меня осенило — ну конечно же, это ведь и есть то самое глухое озеро со знаменитой картины Виктора Васнецова «Алёнушка»! Валун в тёмной воде, чахлые деревца на берегу, дикость, мрачность места — всё сходилось.

«Теперь смотри ещё», — сестра подобрала порядочный булыжник и бросила в самую середину заводи. Вода сомкнулась над камнем лениво, с глухим чмоканьем, так, словно была густой, вязкой. А через пару секунд со дна понеслись к поверхности струйки пузырьков болотного газа. «Топь. Как в Белоруссии, в Полесье. Попадёшь туда — и всё…» — подытожила сестра. «Похоже на то», — согласился я.

Какое-то время мы на пару забрасывали камни в затон, наблюдая за выходом газа. Затем, вспомнив, что не худо бы покинуть каньон до наступления темноты, пошли к машине. С превеликим трудом выгнав из салона налетевшую туда мошкару, мы начали медленно выбираться наверх, ощущая себя героями рассказов Джека Лондона.

Александр БЕЛОЦИЦКИЙ

Оцените статью
Знамя Шахтера
Добавить комментарий